Война и мир Алолия Обрядина:

...После завершения боёв под Сталинградом нашу часть привезли под Тамбов. Жили в лесу, в казармах-блиндажах. Оттуда - на поезд и под Калугу. На подходе к передовой попали под страшную бомбёжку, меня ранило в ногу. В армейском медпункте сделали операцию и на машине отправили в Калугу, оттуда в госпиталь под Москвой - в Мытищи...

Вылечили, и в начале мая 1943-го, я прибыл с пополнением под Вязьму, где зимой погибали наши армии, а теперь расположилась 29-я Гзардейская Краснознамённая дивизия, которая воевала на озере Хасан, насмерть стояла на Бородинском поле в конце 1941-го и освобождала Гжатск - бились об него больше года, как вода о скалу. Только не вода - кровь...

Меня зачислили в роту связи 93-го Гзардейского стрелкового полка телефонистом. В июле дивизия начала наступать из-под Вязьмы на Ельню. Были страшные дни. Сотни раз жизнь висела на волоске. Всего не опишешь. Но память сохранила всё до мельчайших деталей...

Тянули мы с напарником телефонный кабель с наблюдательного пункта полка в стрелковый батальон. Шли густым ельником. Вышли на болото и увидели страшную картину: на болоте лежали мертвецы. Много. В самых разнообразных позах. Был июль, а тут все трупы в зимней одежде, у многих шапки-ушанки подвязаны к подбородку. От разложившихся трупов тянуло зловонием - их доедали черви...

Солдаты погибли зимой 1942-1943 годов в неравном бою - наступали лесом, а когда вышли на открытое болото, их покосил немецкий пулемёт... Немцы не жалели боеприпасов. Наши командиры - людей. Кошмар тех мест - трупные свалки. Противник рядом - трупы не убирались месяцами. Стаскивали в воронки по 100 и более человек, слегка прибрасывали землёй. Немцы же своих убитых хоронили в тылу.

Фронт перемалывал людей, как крупу. Прибывали новые солдаты -пополнение за пополнением. Строили земляные города, траншеи, гнёзда, огневые позиции, ячейки, норы всякие, убогие землянки и большие блиндажи. Потом роты, батальоны ложились в «костяные ямы», приходили новые. И так - больше года...

Были отчаянные атаки, рукопашные схватки. Но этот многомесячный подвиг в нечеловеческих условиях - в холоде, сырости, при вшах, ранах и болезнях - желаемых результатов не принёс. Я попадал под бомбёжки, артиллерийский и миномётный обстрелы, снайпер целился в меня, но всё обходилось без крови, будто какая-то сила спасала меня от смерти. Потом узнал: то была сила маминой молитвы. Да и я в окопе перед боем всегда шептал слова молитвы, какие с детства запомнил...

В ноябре 1943-го меня приняли кандидатом в члены партии. Стояли под Оршей. Всюду болота, наш блиндаж залит водой, ходили в нём по снарядным ящикам. Сыро, холодно, заедают вши.Боролись с ними так: раскочегарим печь-бочку докрасна и - рубахами по ней! Только треск стоит. Через день-два опять заедают. Снова «дезинфекция» у раскалённой бочки - в блиндаже палёным пахнет. Спали на общих нарах впритирку друг к другу. Были с нами две телефонистки. Их берегли, помогали во всём. Когда они «дезинфекцию» делали, мы выходили из блиндажа в окоп, забитый трупами. Убитых похоронили, когда нас вывели в тыл.

На отдыхе была уже баня в брезентовой палатке. Парились! Но долго ещё тело зудило от вшей...